Отродье ночи [= Шорохи ] - Дин Кунц

Тони кашлянул.

— А что с ним?

— Когда приехала полиция, он застрелился.

— А ты?

— Неделю пролежала в больнице. Вот, шрам на память.

Они некоторое время молчали. За плотными шторами и стеклами кашлял ночной ветер.

— Не знаю, что и сказать, — первым нарушил молчание Тони.

— Скажи, что любишь меня.

— Да.

— Скажи.

— Я тебя люблю.

— Я люблю тебя, Тони.

Они поцеловались.

— Я не представляла себе, что смогу так полюбить. Всего за неделю ты изменил меня.

— Ты очень сильная.

— Силу мне дал ты. Даже больше. Каждый раз, вспоминая о случившемся, я каждый раз переживаю весь ужас заново, как если бы это случилось вчера. Но сейчас мне не было страшно. Я говорила, а сама была спокойна, как будто все случилось не со мной. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому, что все происшедшее в Чикаго, стрельба и прочее, все теперь позади. Меня это уже не беспокоит. У меня есть ты, ты обновил мою жизнь. Ты уравновесил чаши весов. И даже склонил их в мою пользу.

— Ты же знаешь, что мне тоже не обойтись без тебя.

— Знаю. Нам хорошо вместе.

Они помолчали. Потом Хилари сказала:

— Есть еще одно объяснение, почему воспоминания о жизни в Чикаго утратили для меня значение.

— Какое?

— Это связано с Бруно Фраем. Сегодня я поняла, что мы с ним в чем-то похожи. Кажется, он, как и я, много натерпелся от своей матери. Но он сломался, а я — нет. Сломался такой сильный мужчина, а я выдержала.

— Я же говорю, что ты сильная и твердая, как гвоздь, — сказал Тони.

— Разве я твердая? Попробуй. Что, твердая?

— Не здесь, — сказал он.

— А здесь?

— Нет. Ты очень нежная.

— Это совсем другое.

— Какое оно теплое и нежное.

Хилари сжала в руках член Тони.

— Вот это твердое, как гвоздь, — улыбнулась она.

— Показать?

— Да, да, покажи.

Они занялись любовью.

Когда Тони входил в нее сильными, нежными движениями тепло разливалось волнами наслаждения по всему телу. Хилари знала, что отныне все будет хорошо. Любовный акт давал ей уверенность в будущем. Бруно Фрай не возвращался из могилы. На нее не нападал ходячий труп. Завтра доктор Радж и Рита Янси встретят их и все расскажут, загадка Бруно Фрая перестанет существовать. Двойника арестуют. Все закончится благополучно. Она навсегда останется с Тони, и ничто их не разлучит.

Потом, уже засыпая, они услышали громкий раскат грома, прокатившийся по долине, который гулким эхом отразился в горах. В голове у Хилари вспыхнула странная мысль: гром — это предупреждение. Знак, чтобы я была осторожнее и не слишком полагалась на свои силы.

Хилари, не обдумав этой мысли, не заметила, как заснула.

* * *

Фрай оставил Лос-Анджелес, повернул на север, проехал дорогой, вдоль моря и выскочил на автобан.

Темноту впереди разрезали, как скальпели, два острых луча света. Всю дорогу Бруно Фрай думал о Кэтрин.

Сука. Что она делает в Санта-Хелене? Неужели она вернулась в дом на вершине? Если да, то это значит, что она вновь заправляет всем хозяйством. Попробует ли она заставить его остаться? Остаться и подчиняться ей во всем, как и прежде?

Мысли его путались. Он не мог думать логически, как бы ни заставлял себя. Рассудок не подчинялся, и это пугало его.

Может, стоило где-нибудь остановиться и немного поспать? Отдохнув, он, возможно, будет лучше соображать.

Но потом Фрай вспомнил, что Кэтрин сейчас в Санта-Хелене, и мысль о том, что она сейчас строит ему какую-нибудь ловушку, пугала его больше, чем временное помутнение в голове.

Фрай не знал, кому теперь принадлежит дом. В конце концов он мертв (или мертв наполовину). И его похоронили (или думают, что похоронили). Скорее всего, имение уже ликвидировано.

Бруно перечислял утраты, пришел в ярость из-за Кэтрин, которая отняла у него почти все и почти ничего не оставила. Она убила его, забрала его от него, оставила его одного, без него, которого можно было коснуться и с которым можно было поговорить. И теперь она еще вернулась в его дом.

Он надавил акселератор, пока стрелка спидометра не дошла до девяноста миль в час.

Если какой-нибудь полицейский попробует его задержать, он убьет его. Ножом. Разрежет пополам. Разорвет. Никто не помешает Бруно Фраю добраться до восхода солнца домой.

Опасаясь, что его заметят на заводе рабочие ночной смены, которые, конечно же, знали о его смерти, Бруно Фрай не решился въехать на фургоне на территорию своих владений. Он оставил машину на главной дороге и примерно милю шел через виноградники к дому, который построил пять лет назад.

Сквозь рваные края черных туч выглядывала белая холодная луна. Ее серебристого свечения было вполне достаточно, чтобы найти верный путь среди черных рядов виноградных лоз.

Склоны холмов были безмолвны. В воздухе стоял слабый запах медного купороса, которым летом обрызгивали лозу, чтобы не болела, но сильнее пахло свежим озоном, как это всегда бывает после сильного дождя. Сейчас уже дождь перестал. Грязи под ногами не было, земля только размягчилась и повлажнела.

Ночное небо понемногу прояснялось. Заря еще не поднялась со своего восточного ложа, но момент пробуждения был уже близок. Подойдя поближе, Бруно спрятался за густым кустарником и стал внимательно всматриваться в тени, окружающие дом. Окна глядели темнотой, как пустые глазницы слепого. Никакого движения. Никаких звуков, кроме мягкого шелеста ветра.

Бруно несколько минут сидел, скрючившись и не шевелясь, в своем укрытии. Он боялся двинуться, боялся, что Кэтрин ждет его там. Наконец, с бешено колотящимся сердцем Фрай покинул успокаивающую темноту кустарника. Выпрямившись, он пошел к входной двери. В левой руке Фрай держал незажженный фонарик, а в правой сжимал нож. Он был готов броситься и вонзить лезвие в любую движущуюся тень, но пока, кроме его собственной, никакой тени не было. Остановившись у двери, Фрай нащупал в кармане брюк ключ и отпер замок. Потом ударом ноги распахнул дверь и, включив фонарик, решительно шагнул, подавшись вперед, в темную прихожую. Все это время Фрай держал нож в вытянутой руке.

Здесь ее не было. Бруно переходил из одной мрачной, заставленной мебелью комнаты в другую. Он заглядывал в шкафы, смотрел за диванами и под столами с экспонатами. Ее не было в доме.

Возможно, он вернулся как раз вовремя, чтобы разрушить ее замыслы. Фрай стоял посредине гостиной, держа в опущенных руках нож и фонарик. От усталости Фрай покачивался на дрожащих ногах, перед глазами плыли красные круги.